Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера [СИ]
— Их пятеро, — незадолго до этого прошептал в кромешной тьме барон на ухо Юраю. — Боевая пятерка воровской гильдии. Один войдет сюда, остальные страхуют: один в коридоре, второй в общей зале, и еще двое снаружи, у нас под окном. Амулет с заклинанием сна они уже задействовали.
Именно для того, чтобы не поддаться насылающему непробудный сон волшебству, и понадобился Зборовскому на сегодняшнюю ночь порошок бадьянова корня. Оба энграмца уже приняли лошадиную дозу этого снадобья — по унции на брата — пару часов назад, перед тем, как погасить все свечи и сделать вид, что ложатся спать. Разболтав порошок в кружке с красным вином, разумеется: на вкус он оказался порядочной гадостью.
Зато теперь Влад мог вволю прополоскать рот роскошным напитком, от вкуса и аромата которого он уже давно отвык — настоящей людской кровью, а тем более кровью врага. Сказано ведь, что иной человеческой крови господин барон уже давно не употребляет. А потом молчаливые минуты в темноте потянулись дальше, с той лишь разницей, что к двоим жильцам трактирного нумера прибавился еще один персонаж на полу, обескровленный и медленно издыхающий.
— Ушли, — снова склонился Зборовский к уху Юрая. — Сейчас будут решать, что делать дальше: посылать второго вора или ломиться сразу вчетвером. Думаю, что пошлют второго. Но на то, чтобы договориться и выбрать, кого именно, у них уйдет какое-то время. Так что я хлебну тем временем еще пару глотков от этого жмурика, пока он окончательно не окочурился. — Влад со вкусом облизнул клыки. — А ты на всякий случай прикрой меня со стороны окна. Дверь, если что, я беру на себя.
Давно забытый вкус человеческой крови слегка затуманил голову барону-вампиру. Или он просто недооценил алчности предводителя воровской пятёрки? Тот ведь хорошо знал старину Альтстаффа и ни минуты не сомневался в том, что срочно понадобившееся гному кольцо стоит гораздо большего, чем цена, которую назвал заказчик и половина которой была обещана Гильдии и исполнителям. Поэтому кольцо надо было получить немедленно и во что бы то ни стало, «а вот отдавать ли его Альтстаффу и если да, то за какую цену — это мы еще посмотрим».
И четверо лиходеев-мастеров ломанулись напрямую, чего ни один уважающий себя разбойник делать никогда не стал бы. Вместо этого, двоих путешественников следовало подкараулить на дороге, в чистом поле и среди бела дня, а не в маленькой комнате, где из-за тесноты численное превосходство нападающих ничего не значило, а все решала ловкость и быстрота движений. И потому, когда дверь снова распахнулась, на сей раз с треском от удара ногой, а к потолку взлетел очередной колдовской амулет, заполнивший помещение ослепительным бело-голубым светом, первый из оставшихся воров (впрочем, теперь уже грабителей, если быть совсем точными) просто пролетел мимо Зборовского, располагавшегося в этот момент вовсе не в своей кровати, а на полу у надкушенного тела. А тот, гибким движением вставая с пола, одновременно успел выхватить меч и всадить его снизу в тело второго вора, входившего вслед за первым.
— Эх, коротка кольчужка! — только и успел вздохнуть бедолага, оседая на пол, а Зборовский тем временем уже полностью стоял на ногах, развернувшись обратно к первому из нападавших.
Третьего из бандитов, который мощным ударом снаружи высадил окно вместе со ставнями и сунулся было внутрь, принял на свой меч Юрай. Возможно, первый в истории удар его «Дайлы» получился и не слишком изящным, напоминая скорее удар дубиной, нежели мечом — но он был сильным и, самое главное, своевременным: оглоушенный нападавший так и застрял на подоконнике с одной ногой внутри, а другой снаружи, преградив тем самым проход последнему вору. Этим последним был, естественно, старший из воровской пятерки. Дураком он, впрочем, вовсе даже не был и, моментально оценив сложившуюся ситуацию, предпочел ретироваться. Улов уловом, а жизнь дороже.
Тем временем Зборовский, которого пара глотков свежей крови впридачу к ударной дозе бадьянова корня вогнали в наилучшую форму, несколькими резкими ударами прикончил своего второго противника и теперь взял на себя командование над застывшим в нерешительности Юраем:
— Что стоишь? Бей!
Меч гномской работы, как выяснилось, своей цены стоил: его острие вошло в легкую кольчугу застрявшего в окне вора, как в дыню или тыкву, и выбежавшие на шум хозяин заведения и несколько его приехавших на похороны дочери родственников застали лишь четыре остывающих трупа.
— Упыри это, упыри, — медленно и доходчиво произнес Влад, глядя прямо в глаза ошеломленному трактирщику. — За телом твоей дочери приходили, понятно? Только мы их не пустили. Так завтра городской страже и расскажешь. Помоги только эту падаль прибрать, и хорошо бы их сжечь еще до утра. А нам на остаток ночи изволь сыскать другую комнату, с целыми дверями да окнами.
И он демонстративно передернул плечами:
— Холодает тут, понимаешь ли…
30. Предсказание и обретение
Во имя Двух Богов и во славу их!
Доподлинно знаю: приидет день претворения, настанет час могущества, и свершится издревле предначертанное.
Доподлинно знаю: воссияет в ночи звезда полýдня, и смерть, запертая в узилище, впитает в себя свет её. Растечется по каплям вчерашняя твердыня, и мужем обратится дева юная. Первыми станут последние, ученики же научат мудрости учителей своих.
Доподлинно знаю: огнём подземным и хладом небесным испытана будет земля из края в край, но омоется она слезами безутешных и укроется власами неподвластных суду мирскому. Падшая дочь возвысится, и причислит её безмужняя жена к семье своей.
Доподлинно знаю: обретут убежище гонимые и восстанут они заново из безвестности в силе и славе повсеместной.
Доподлинно знаю: близятся уже Трое, несущее зерно мудрости, Четвёртая же примет его в лоно благодатное. Бархатом вешних трав приласкает всякого сущего плод её, но он же и раздерёт в клочья когтями звериными. Не останется в Круге Земель ни единой твари, ему неподвластной, будь то человек или тролль, гном или оборотень, ведьма или вампир. Склонятся пред ним маги и жрецы, титулованные и чернь, поэты и батраки — склонятся долу, понеже бысть он осенен милостью обоих богов.
Знаю сие доподлинно, ибо ниспослал мне откровение Арман первотворящий в бесконечной доброте и мудрости своей. Слушайте же божественную истину не ушами, но сердцами — и не говорите, что не слышали.
— Даже и не знаю, что вам сказать, почтенный Бахрав, — неторопливо проговорил жрец, осторожно откладывая в сторону ветхий пергамент. — Запись древняя и ценная, вне всякого сомнения. Любой музей не пожалеет золота, чтобы приобщить ее к своему собранию: что императорский в Хеертоне, что сокровищница при дворе падишаха в Шахваре, не говоря уже о нашей храмовой библиотеке.
